ЧЕЛОВЕК ДОЛЖЕН ЧИТАТЬ КАРТИНУ КАК ИНФОРМАЦИОННОЕ СООБЩЕНИЕ

Однажды мы познакомились с французом, который тоже в свое время попутешествовал, но только по России. Мы ехали как-то в поезде с женой из Парижа в Блуа, и он, услышав русскую речь, обратился к нам — и рассказал, как прошел пешком путь от Владивостока до Казани за 4 года. Когда-то он работал пожарным в Париже, и ему понадобился экзистенциальный опыт (Опыт, в ходе которого человек понимает для себя смысловые и жизненные ценности. – М.Л.). Часть пути он проходил по дорогам, часть — по рельсам, в итоге написал книгу «Там, где раздается волчий вой». Наверное, француз получил от путешествия то, что хотел, встречаясь и знакомясь с лесниками, уголовниками, со всеми подряд. Но после такого похода он потерял 26 килограммов и год восстанавливал свое здоровье. Кстати, три месяца он пробыл и в Новосибирске.

В России в 90-е годы к художнику мог прийти какой-нибудь дядя и купить картину вместо открытки на день рождения за 10 тысяч долларов. Во Франции это невозможно — никто не выложит такую сумму просто потому, что картинка понравилась. Сначала покупатель проконсультируется у арт-дилеров, посмотрит в каталоге официальные котировки художника и только потом будет принимать решение о покупке.

Можно сказать, несколько упрощая, что во Франции существуют каталоги, в которых все художники распределены по категориям с указанием среднего уровня цен. Самостоятельно художник не может перейти в другую категорию и задать желаемую стоимость своих картин, это должен сделать куратор. А если художника нет в каталоге, то его вообще никто не будет покупать. Чтобы пройти все эти барьеры, и нужны связи. Но если тебя порекомендуют кому нужно, то вырастут твои котировки, а с ними и стоимость картин. Качество самой живописи во всем этом играет далеко не самую важную роль.

Другая проблема художника, попавшего в котировки, в том, что он уже не может продать свою картину дешевле (даже друзьям), иначе его исключат из них совсем.

— «Бесполезно» — это слишком сильно сказано. Настоящий оригинальный талант рано или поздно все равно окажется востребованным. Но это касается художников. А вот реализоваться в арт-бизнесе, открыть, например, свою галерею — задача высшей категории сложности. То же самое, что открывать ресторан русской кухни — никому это не нужно.

В котировки можно попасть благодаря семейным или учебным связям. Либо вы должны родиться во Франции в семье с уже успешными художниками, либо необходимо закончить Академию, где во время обучения обрастаете этими связями и знакомствами.

Как вариант, можно стать интересным в политическом плане, чтобы вас заметил тот, кто нужно — вы уже нашумели в своей стране и приехали во Францию «гонимым» и знаменитым. Или стать узкоспециализированным художником со своей аудиторией, которая будет покупать уникальные картины только у вас.

Русскому художнику и даже галеристу во Франции было относительно комфортно в 70-80-е, в начале 90-х годов. Неподалеку от Лувра до сих пор существует одна русская галерея, открытая еще в середине 80-х, когда границы СССР начали постепенно открываться и интерес к искусству из-за «железного занавеса» в течение многих лет только возрастал. В то время художник мог стать популярным лишь потому, что приехал из Союза — в копилке оказывалось сразу +10 баллов. Сейчас же любой приехавший будет начинать с -10 баллов.

Кроме того, к моменту переезда я уже выставлялся в Голландии, Италии, Греции и потому приехал с наработанными связями. Дальше я просто продолжал знакомиться с людьми.

Однажды на занятиях по йоге я познакомился с женщиной, которая знала другую женщину, которая, в свою очередь, согласилась выставить меня в муниципальном зале. Вот так примерно и появляются связи.

Мы подходим к картине со своим багажом художественных знаний, которые сформировали наше восприятие и снабдили нас художественным словарем.

Различия в художественном языке особенно заметны у фотографов, подчас они меня больше потрясают, чем художники. Знаю многих фотографов в Новосибирске, Москве, придерживающихся всегда одних и тех же критериев при выстраивании света, композиции. Мы потом приходим на выставку в Германии и не знаем, куда эти критерии приложить к фотографии, на которой, как нам кажется, изображено мутное пятно. При этом полно народу, все выступают, хвалят фотографа. Как будто кто-то заговорил на вьетнамском языке: слова есть, но мы их не понимаем, потому что воспитаны в других категориях. Поэтому — да, русские чаще покупают русских, а китайцы китайцев — картины, которые им понятнее.

— Любой художник ищет свой путь. В 90-е годы я учился на отделении монументально-декоративной живописи (Новосибирский государственный университет архитектуры, дизайна и искусств. — М.Л.), пробовал себя в разных творческих сферах: от компьютерной анимации до керамики. Я искал разные формы, было интересно попробовать все. Но потом понял, что невозможно объять необъятное и нужно сужать спектр. Так я пришел к живописи. Абстракция для меня — это огромный океан, безбрежное пространство, в котором теряешься, а фигуративность ставит рамки, которые, как мне кажется, необходимы художнику. Все-таки я воспитан в классическом духе, и поэтому мне интересно передавать некое сообщение в работе. Нужна интрига, текст, сюжет — то, что когда-то презрительно называли «литературщиной» — чтобы человек мог картину читать не только как изобразительное, но и как информационное явление. Абстракция же для меня слишком эмоциональна и недостаточно информативна. Несмотря на это, я люблю абстрактную живопись других художников, например Кандинского.

— Действительно, подобрать хороший тон блондинки или брюнетки гораздо тяжелее, чем нарисовать рыжую — нужно правильно организовать пространство, чтобы цвет работал и «не выпадал». Но я пишу разных женщин, была даже лысая однажды.

Про свое изображение на полотнах — художник всегда делает свой автопортрет, даже если пишет копченую селедку.

— Сыну пока исполнился только год, он недавно взял двумя руками фломастер. А дочери уже четыре года, и это она меня учит рисовать, а не я ее.